Вступление

Этот текст является третьей и, по некоторым признакам, заключительной частью моих письменных размышлений о природе и предназначении творчества. К этим "некоторым" признакам относится явное угасание задора, с которым я прежде впутывался в бесконечные дебаты о тонких материях высокого искусства. Сегодня же к обобщению своего дилетантского опыта меня подталкивает лишь ощущение какой-то идейной незакруглённости двух предыдущих опусов.

Нижеследующий текст, на мой взгляд, возвращает кривую моих сумбурных исканий к собственному же началу, и я испытываю большое облегчение оттого, что многие годы напряжённой работы ума были, как выясняется, банальным кружением на месте.

Вместе с тем, я нахожу это кружение довольно занятным, поскольку оно доставило мне немало любопытных переживаний, спонтанных озарений, вдохновляло меня на бескорыстные действия и другие безжалостные эксперименты со своим эго.

Впрочем, я никому не рекомендовал бы безоглядно погружаться в аналогичный опыт, так как с определённой глубины всплыть на поверхность будет очень сложно, а то и вовсе невозможно. В пользе же такого погружения я позволю себе усомниться: вместо силы, уверенности, осмысленности, лучей славы и всего такого соискатель рискует только набить себе шишки и расшатать нервы.

Мои размышления могут пригодиться лишь тому, кто реально отождествляет себя со своим творчеством и в настоящий момент не представляет без него своей жизни. И то, я надеюсь, только в качестве сопоставления со своим, гораздо более осмысленным, ясным и убедительным опытом.

Терминология

Йога – это единение. Сейчас существуют тонны литературы, толкующей это понятие на разные лады. Однако во всех видах йоги (даже в самых экзотических) идея единства всего сущего используется как базовая.

В нашем случае я называю йогой практику слияния всех внутренних и внешних явлений – мыслей и действий, несчастий и удач, тайных переживаний и глобальных катаклизмов. Мастер йоги – это тот, кто не отделяет себя от происходящего вокруг. А под Йогой освобождённого творчества я, соответственно, подразумеваю практику слияния творца с его аудиторией в процессе творческого акта. В общем, ничего потрясающего.

По большому счёту, терминология не имеет решающего значения, поэтому не нужно с первых же строк уличать меня в неверных оттенках толкования чего-либо. Я говорю о йоге, скорее, даже с некоторой иронией, чтобы критический читатель сразу понял, что ничего серьёзного от меня ждать не приходится.

Таким образом, не претендуя на изложение какой-то новой, сногсшибательной истины, я пишу это в надежде, что мой плохой пример многолетней запутанности кому-то поможет не повторить моих ошибок в обычных для творческого человека метаниях из крайности в крайность — от радостного ощущения господства над всей вселенной до глубочайших разочарований в себе и в мире.

Описание кривой

В моих предыдущих статьях речь шла о подводных камнях, поджидающих человека, который, себе на горе, отправился в плавание по мутным водам искусства. Если попробовать свести этот материал к тезисам, то получится примерно следующее:

1. "Массовая культура" — это суррогат, дискредитирующий главный смысл творчества, каковой заключается в постоянном стремлении к совершенству.

2. Сила воздействия искусства на аудиторию зависит от способности его создателя работать на уровне формы, идеи и ощущения одновременно.

3. Творец обречён на метания до тех пор, пока он не перестанет считать себя "особенным человеком" и не начнёт рассматривать свои таланты исключительно как инструмент для принесения пользы другим и себе.

4. Лучшее, что может выпасть на долю творца — это несколько мгновений пребывания в "золотой точке пространства", то есть в таком состоянии, когда производимый им творческий акт приобретает небывалую значительность и достоверность.

5. В "золотой точке" можно находиться постоянно, но тогда творец перестаёт нуждаться в фиксировании результатов творчества (достигает "освобождения").

Однако, что происходит с тем, кто "давно всё знает" и "всего уже достиг"? Ответ на этот вопрос и должен стать недостающей линией, замыкающей круг.

Основная часть

О чистоте формы. ОМ.

Итак, мы научились видеть свои творческие способности как счастливую возможность делить с другими радость, осмысленность, спонтанные открытия, – то есть, свои попытки видеть мир с "освобождённого" уровня. И тогда с нами начинают происходить поистине загадочные вещи.

Вместе со стремлением потрясти публику, самоутвердиться, занять все первые места на всех конкурсах и так далее, мы постепенно теряем, на первый взгляд, самое дорогое: наш уникальный, неповторимый, всеми обожаемый "стиль". Мы вдруг обнаруживаем, что наше искусство — штука ужасно хрупкая, требующая единовременного совпадения огромного количества обстоятельств, и что нет никакого смысла из-за него чересчур напрягаться. Что чем больше у нас идей о форме нашего творчества, тем меньше смысла в самом творчестве.

И мы покорно расслабляемся, отбрасывая жёсткие рамки многочисленных концепций о нашем "единственно правильном" жанре искусства и о нашей "единственно верной" авторской интонации. Мы больше не ищем "единственного пути". Нас перестаёт беспокоить наша "узнаваемость", "верность принципам" и так далее, и мы пускаемся в такие революционные эксперименты с формой, что просто дух захватывает!..

Так мы осваиваем "чистый" творческий процесс, то есть беспрепятственное самовыражение с помощью самых разнообразных форм и средств. И вместо однажды потерянного "стиля" мы постепенно обретаем "стильность" – нечто такое, что отныне придает неповторимое очарование всему, к чему мы прикасаемся.

По ходу экспериментов в нас растёт интерес к тем жанрам, которые мы прежде считали "чуждыми" или "низкими". Не то чтобы мы начинаем превращаться из лохматого кухонного барда в изысканную поп-звезду неясной половой ориентации (такая метаморфоза, кстати говоря, по сути всего лишь изменение оттенка нашей маски) – просто мы перестаём категорически отрицать как данную возможность, так и сотни иных.

И вместо "следования принципам" мы учимся ясному различению многообразных оттенков этих творческих масок. Мы уж уже не отмахиваемся от "рэпа", говоря: "Это чужое". Мы говорим: "Это клубная музыка, под которую удобно танцевать и которая у части молодежи создаёт ощущение обособленности от мира взрослых".

Другой вопрос, считаем ли мы полезной развлекательную и культовую музыку и собираемся ли сами работать над её созданием. Возможно, по складу нашего ума нам больше подходит музыка другого характера и с другими целями. Например: "Авторская песня – это музыкально-поэтический жанр, предназначенный для внимательного прослушивания и вызывающий у части русскоязычного населения Земли ощущение причастности к высокой поэзии и к особому спектру эмоциональных переживаний".

Как бы то ни было, мы учимся видеть наше искусство как бы со стороны, в контексте широкой панорамы искусства. Мы понимаем, что являемся выразителем настроений некоторой части общества – ни больше, ни меньше. И это даёт нам смелость согласиться с тем, что у другой части общества должен быть другой выразитель настроений, использующий совсем другие приёмы, но от этого ничуть не реже попадающий в "золотую точку".

Так мы учимся чистому восприятию творчества вне зависимости от его формы и создаём теоретический фундамент для освоения данной юмористической Йоги – практики слияния со своей аудиторией.

О природе "процесса". А.

К этому моменту на первый план отчётливо выступает осознание сиюминутности нашего искусства, его ускользающая (или, если угодно, текучая) природа.

В самом деле: мы сутками репетируем наш единственный выход на сцену, месяцами ищем или сочиняем подходящий репертуар, годами тренируем голосовые связки — и всё это ради нескольких минут, во время которых мы будем для кого-то исполнять свою песню.

Трудно поверить тому, кто говорит, что поёт или пишет "для себя": он либо чего-то не понял, либо просто лукавит. Искусство существует только в тот небольшой момент времени, когда его кто-то воспринимает. И все сопутствующие титанические усилия – творческие мучения, репетиции, организация концертов, разводы с материально озабоченными жёнами – всё делается ради него, ради этого волшебного и, к сожалению, неудержимо ускользающего момента.

В чём же волшебство? — очевидно в том, что во время творческого акта всё остальное, по большому счёту, теряет смысл. Но задача творца – не цепляться за ускользающие прекрасные мгновения, а научиться извлекать из них сверкающую суть.

Вот она, эта суть – простое, ясное осознание происходящего, а также умение наслаждаться происходящим, вне зависимости от его качеств. Мы поём, нас слушают. Мы наблюдаем друг за другом – артист и зал. И нужно совсем немного: показать друг другу, что это действительно происходит. Улыбка или напор, верное слово или значительная пауза. И вдруг становится совершенно неважно, что и как мы делаем на сцене. Мы блистаем или ошибаемся, заливаемся соловьем или срываемся на каждой ноте – важнее всего просто и ясно понимать, что это действительно ТАК.

Это может длиться одну секунду или пять минут или все полтора часа концерта – всё зависит от нашей силы, внимания и открытости. Но так как суть происходящего однажды осознана нами, мы, несомненно, сможем сделать это вновь, и когда-нибудь превратить осознанность и радость в постоянные качества своих действий.

К нам приходит понимание, что ускользающая природа творческого акта и является самым ценным, что в нём заключено. Это открытие, казалось бы, пессимистичное, на самом деле приносит нам свободу и радость. Теперь действительно нет смысла притворяться и вообще беспокоиться о впечатлении, которое мы производим. Отныне мы уверены: всё, что происходит и произойдёт, будет одинаково ценным, какие бы причудливые формы ни принимала действительность.

Тогда мы с особенным интересом обращаемся к материалу, созданному в пору революционных экспериментов. Он становится сырьём, из которого мы лепим подлинное мастерство.

Об искусстве "метания бисера". ХУНГ.

Настоящий мастер узнаётся сразу. Его отличает естественная ненапряжённость и открытость. Он свободно отда`т и ничего не требует взамен, потому что ему больше ничего не надо. Мастер – это такой уровень, на котором притворство теряет смысл, поскольку мы перестаём думать, является ли наше искусство откровением, развлечением или эпатажем. Мы просто делаем то, что считаем актуальным в конкретной ситуации, а наша аудитория уже воспринимает наш творческий акт как откровение, развлечение, эпатаж или что угодно другое. Нас же это совершенно не беспокоит, мы безмятежны и легки при любой реакции аудитории.

К сожалению, Мастер — это тоже всего лишь изменчивое состояние. Насколько часто мы сможем к нему приходить и насколько долго его удерживать – зависит от опыта применения излагаемой здесь несерьёзной Йоги, то есть, практики спонтанного слияния творца с его аудиторией.

При этом, наша человеческая ипостась вполне может оставаться ленивой, амбициозной, ревнивой, циничной, завистливой, жадной, обидчивой – какой угодно, потому что в процессе проявления мастерства все эти забавные маски не имеют никакого значения.

Это создаёт большие трудности и для нас, и для нашей аудитории. Дело в том, что публика воспринимает нас только как Мастера и, в силу общественной инертности, думает, что мы находимся в этом состоянии всегда. Сталкиваясь же за кулисами с отнюдь не божественными чертами нашего характера, она норовит придать им ангельскую или демоническую природу, всеми силами стараясь отделить нас от себя.

Нам это льстит, и мы с удовольствием подыгрываем публике, изображая утончённость, особую глубину страданий, шутовство или сатанинский хохот. Мы попадаем в ловушки общественного мнения и, вслед за поколениями талантливых шизофреников и алкоголиков, принимаем личную неустроенность (социальную или психологическую) за тупиковое непонимание талантов Мастера со стороны ближних или дальних современников.

Невостребованных Мастеров не бывает: это выдумка безвольных литераторов и коммерсантов от искусства. В этой выдумке слишком много позы и трагизма, чтобы иметь отношение к состоянию полной открытости и безмятежности.

Наша настоящая проблема теперь в другом. Мы задаём себе вопрос: а для чего нам наша способность быть Мастером? И довольно скоро понимаем – нам самим она, действительно, совершенно ни к чему.

Почему Мастер не всегда соглашается показать своё мастерство? Потому что он должен быть полностью уверен, что это принесёт кому-то пользу, так как сам он ни в чём не нуждается, включая и собственное творчество.

Не нужно путать Мастера с профессионалом. Профессия – это карьера, успех, слава, заработок. Мастер же не зависит от признания или непризнания, от наличия или отсутствия поклонников, от возможности или невозможности зарабатывать деньги на своем искусстве.

Настоящий Мастер – пришедший, чтобы отдавать, — вряд ли останется без работы. Ведь его волнует только одно: чем его таланты могут быть полезны в данный момент при данных обстоятельствах. И всё. А это может быть и концерт на стотысячном стадионе, и колыбельная для засыпающего ребенка. И – молчание, которое бывает громоподобным. Мастер может проявиться как диссидентствующий пророк или как модная супер-звезда и ещё в тысяче разных обличий.

Форма проявления Мастера зависит от культурной среды, которая его породила. Суть же его всегда одна: естественное, спонтанное слияние с происходящим.

Заключение

Вот и всё.

В точке воссоединения конца кривой с её началом хотелось бы предостеречь увлечённого читателя от чрезмерного смакования использованной мной терминологии. Все эти "Омы", "Хунги" и "Йоги" – не более чем нить для связывания воедино моих смутных, разрозненных идей.

Я старательно подчёркиваю: в этой статье нет и намёка на создание новой искусствоведческой теории или "адаптированной" версии одной из мировых религий. Я написал просто комментарии к практике. А применённые аналогии с йогой служат лишь для удобства плетения определённой интриги, чтобы изощрённый читатель не бросил чтение на половине, а также для упрощения моей писательской задачи. Кажется, это называется "фабула".

Однако не могу не сказать о том, что увлекательное переживание единства с происходящим во время творческого акта вполне может послужить вдохновением для освоения практик, охватывающих все аспекты личности, а не только наш творческий потенциал. К сожалению, я не имею права вести подробные разговоры о таких практиках, потому что на это требуется получение соответствующих полномочий. Но вкратце могу сказать, что их целью является переживание того же самого радостного единства, только уже вне зависимости от ситуаций, в которые мы попадаем. То есть, "чистым", "ускользающим" "спонтанным процессом слияния" "свободно отдающего Мастера" с "происходящим" становится не только творческий акт, а вообще всё, что с нами происходит.

И вот ещё что. Способность быть Мастером этой самодеятельной Йоги освобождённого творчества – навык, который сам по себе не имеет законченной ценности. Он подобен фокусам вроде левитации или растворения тела, которые демонстрируют мастера других, полноценных видов йоги. Они – всего лишь "побочный эффект" достижения определённого уровня духовного развития.

Я хочу сказать, что смысл имеют не тексты, а действия, к которым они подталкивают. Невозможно стать мастером йоги, ни разу не решившись помедитировать.

Удачи.

Владивосток, апрель 2002 г.